Как живется в доме святого? Корреспондент нашел в Тамбове людей, помнящих святого епископа Луку (Воино-Ясенецкого)

Прижизненный портрет Владики Луки (автор София Георгиевна Галкина) Прижизненный портрет Владики Луки (автор София Георгиевна Галкина)

В 2004 году корреспондент журнала «Нескучный сад» Федор Котрелев посетил Тамбов, чтобы встретиться с людьми, которые еще помнили епископа. Рассказ об этих встречах мы и публикуем в день памяти святителя.

11 июня Церковь празднует память святого хирурга, епископа Луки (Воино-Ясенецкого). Смерть жены от туберкулеза, служение священника в годы гонений, три ссылки – все это только закалило веру святого. «Воино-Ясенецкий повесил икону в хирургическом отделении эвакогоспиталя № 1414 в Тамбове; Воино-Ясенецкий совершал религиозные обряды в служебном помещении госпиталя перед проведением операций; Воино-Ясенецкий явился на межобластное совещание врачей эвакогоспиталей одетым в архиерейское облачение, сел за председательский стол и в этом же облачении сделал доклад по хирургии», - это только малая часть обвинений, указанных в одной из служебных записок, поданной наркому здравоохранения за два года года (с 1944 по 1946 гг.) служения епископа на Тамбовской кафедре. В то время в Тамбовской земле было всего три действующих храма. Епархия практически не была обеспечена предметами богослужения: иконы и иные церковные принадлежности принесли сами прихожанами. Не оставляя врачебной практики, архиепископ Лука стал активно проповедовать, проповеди записывались и распространялись. Хотя открытия бывшего кафедральногоСпасо-Преображенского собора ему добиться так и не удалось; тем не менее, к 1 января 1946 года в Тамбовской епархии было открыто уже 24 прихода. В Тамбове архиепископ составил чин покаяния для священников-обновленцев. «Город недурной, почти полностью сохранивший вид старого губернского города». Так в марте 1944 года описывает Тамбов сам святитель Лука.

В 2004 году корреспондент журнала «Нескучный сад» Федор Котрелев посетил Тамбов, чтобы встретиться с людьми, которые еще помнили епископа. Рассказ об этих встречах мы и публикуем в день памяти святителя.

Владыка

«Первое свидетельство, попавшееся на нашем пути, оказалось не таким, каким мы представляли: это был не человек, а документ, который мы нашли в тамбовском краеведческом музее. Дневниковая запись Ивана Владимировича Климкина, советского медицинского чиновника и человека, судя по всему, далекого и от Церкви, и от святителя Луки: «Профессор Войно-Ясенецкий. До этого был в ссылке, что-то около 20 лет, написал свою знаменитую книгу “Гнойная хирургия”. Ему поручали самые сложные и ответственные операции, перед которыми он проделывал странные манипуляции. Прежде чем приступить к операции, он молился Богу, осеняя крестным знамением оперируемого, внушал ему веру в благополучный исход операции. Говорили, что у него во время операции не было ни одного смертного исхода. Помимо работы в эвакогоспиталях, проводил приемы в поликлиниках. На прием к нему становились большие очереди. Он никому не отказывал в приеме и не оканчивал приема, пока не примет последнего человека. Ни с кого не брал ни копейки гонорара. Однажды был такой случай. В Тамбове проводилось совещание врачей области. На нем присутствовал и Войно-Ясенецкий. Во время заседания ему была подана записка такого содержания: “Профессор, как вы можете быть верующим, да еще и архиереем, являясь в то же время ученым?” Он ответил так: “Наука еще не дала мне доказательств, что Бога нет. Что я могу сказать? У нас по Конституции существует свобода совести, и каждый волен исповедовать любую веру”».

Кстати, многие в Тамбове помнят именно этот эпизод. Как и вообще все появления святителя на публике — особенно светской. Один его вид — ряса, клобук, панагия — был уже вызовом безбожной власти. Многие из наших собеседников рассказывали, что народ смотрел на бесстрашного владыку в каком-то заворожении.

Келья на Комсомольской улице


Приехав в Тамбов, святитель поселился на частной квартире по адресу: Комсомольская, 9. Воображение рисовало желтый, двухэтажный, каменный дом, старый, но добротный, с чуть потрескавшимися белыми полуколоннами по фасаду — таких в Тамбове очень много, и уж квартира архиерея должна быть как раз в таком. Все оказалось совсем наоборот: дом с мемориальной табличкой на стене был одноэтажным, деревянным и не просто маленьким — крохотным. Он разделен пополам — на две семьи. На «святительской стороне» мы побывали: это одна маленькая комнатка-келья и кухонька при ней.

Живут в келье супруги Юрий Борисович и Татьяна Григорьевна. Он унаследовал комнату от тетки, купившей ее уже после отъезда святителя. И все-таки семью Юрия Борисовича всю жизнь окружали разговоры и рассказы о предыдущем квартиранте. «Верующие приходили к этому дому. Да вон сосед, Гаврилыч, покойник уже, он рассказывал, как архиепископ здесь жил. На дрожках приезжал. Хороший очень, говорил Гаврилыч, человек был, редкостный. Сталин его сажал-сажал, репрессиям подвергал, а он свое... не сдавался». Юрий Борисович проводит нас в комнату, показывает маленькие иконки Спасителя и Богородицы, аккуратно вставленные за стекло серванта: «Как живется в доме святого, говорите? Да вот, живу потихонечку, молюсь каждый день, “Отче наш” читаю, в церковь хожу. В Пасху на кладбище — на могилках порядок навести...»

Две судьбы

Следующий наш собеседник, Константин Георгиевич Никифоров, всю жизнь проработал преподавателем физкультуры в различных училищах и институтах, не раз был на целине, председатель областного совета ветеранов. Казалось бы, вполне успешная биография советского человека. И все-таки этому человеку есть о чем жалеть, и связано это как раз с именем владыки Луки.

«Я — сын священника. Отец мой, протоиерей Георгий Никифоров, служил в селе Тютчево Волчковского района, где я и родился в 1930 году. Когда мне было шесть лет, отец оказался в местах не столь отдаленных, на севере Урала, а нас, троих его детей, принял к себе дядя, его брат. Когда началась война, отец из ссылки написал заявление и оказался в рядах Советской Армии. Демобилизовавшись после войны, он вернулся в Тамбов и пришел к владыке Луке, который отправил его служить в село Мордово. Архиепископа Луку я помню очень хорошо. Когда в 1944 году он приехал в Тамбов, я учился в медицинском училище. Помню, мы с ребятами всегда бегали смотреть, как он едет по улице на бричке. В дядиной семье нам дали сугубо атеистическое воспитание, и вид архиепископа казался странным: солидная седая бородка, ряса, крест... Потом, в марте-апреле 1946 года, отец не раз посылал меня к владыке с различными поручениями: передать деньги, документы, письма. И вот, помню, как-то раз выходит архиепископ из кабинета в приемную, а секретарь ему говорит: “Вот, это сын отца Георгия Никифорова”. А владыка мне и говорит: “Надо бы тебе по стопам отца пойти”. Я смолчал, но в душе предложение владыки отверг. Воспитание-то было атеистическое... И знаете, по сей день жалею, что не послушался владыки Луки: ведь по отцовской линии у нас все в роду были священнослужителями! Да, поезд ушел...»

А вот история с совершенно иным завершением. Ее рассказал нам старейший клирик Тамбовской епархии протоиерей Иоанн Есенников. В этом году исполняется 49 лет, как отец Иоанн священствует. По мнению батюшки, на его жизненный выбор во многом повлияла встреча с архиепископом Лукой.

«Это было в 1945 году. Март месяц. Отечественная война уже подходила к концу. Дали право на открытие церкви в селе Мордово. А мой отец был в церковной двадцатке этого храма. И его командировали в Тамбов за священниками. Мне в то время шел пятнадцатый год, отец взял в Тамбов и меня. Нас встретили, проводили ко владыке. Взяли мы у него благословение. Я был обычный, неотесанный деревенский парень, не особо-то и воспитанный в церковном духе, поскольку времена такие были. Но на меня владыка Лука произвел самое замечательное впечатление: он запомнился мне таким ласковым, таким приветливым! Особенно я запомнил его руки: они были большие и сильные. С папой беседовал владыка очень долго. Спрашивал о нашей сельской жизни, о многом другом. Пока они разговаривали, я отлучался по разным надобностям. А потом священников снабдили документами, и мы поехали обратно. Прошло какое-то время, и владыка Лука через каких-то священников передает отцу: “Пусть твой мальчик приедет сюда прислуживать иподиаконом на архиерейской службе”. Я приехал в Тамбов, стоял с посохом, носил мантию... Помню, когда владыка собирался из дома в храм — ходил он почти всегда пешком, — у дома его уже толпился народ. То же самое и на обратном пути: всегда его сопровождал народ. Это было связано с тем, что люди боялись, что владыку обидят на улице. Вот такие остались воспоминания... Но, повторяю, парень я был деревенский, тамошний простор и свобода мне были милее. В Тамбове мне показалось тяжеловато, я затосковал по дому и, пробыв тут недолго, вернулся к родителям. Но встречи с владыкой Лукой оставили самый светлый след в моей душе и, конечно же, повлияли на мой жизненный выбор. Сразу после школы я поступил в духовную семинарию, а потом и в академию. Священный сан я принял в 1955 году».

Исцеленные

Особая категория людей, помнящих святителя Луку, — это его пациенты. Среди них был и Альберт Викторович Житенев: «Когда началась война, мне было четыре года. И вот в сентябре 1941 года во время первой же бомбежки, которой подвергся Тамбов, прямо за забором нашего дома на Лермонтовской улице взорвалась бомба. А я в это время сидел у окна, и мне посекло осколками всю правую руку. Мама моя была капитаном медицинской службы, работала в областной больнице, куда меня и положили. Была операция, руку зашили, но из-за повреждения сухожилий она перестала разгибаться. Когда в Тамбов приехал Войно-Ясенецкий, маму назначили работать при нем старшей операционной сестрой в эвакогоспитале, размещенном в школе №6. Пока она была на работе, я обычно играл во дворе госпиталя. И вот как-то раз выходит он во двор, встал посреди двора и смотрит на меня. Белая борода, никаких особых знаков различия — мужик и мужик. А в это время во дворе какие-то узбеки или казахи топили печи для автоклавов, в которых стерилизуют инструменты. Он им и говорит: “Чей это отрок?” Они: “Да это старшей...” Он мне: “Ну-ка, поди сюда!” Посмотрел-посмотрел руку и ушел. Потом опять выходит и этим узбекам: “Так, возьмите два ведерка из-под сгущенного молока. Вон видите кучу песка? Завтра к моему приходу чтобы он перетаскал ее сюда”. На другой день приходит, посмотрел, в карман полез, достает мне кусочек сахару. А мне и хорошо. Он говорит: “К завтрашнему дню кучу песка унести назад в ведерках”. И рука моя потихоньку пошла разрабатываться... Потом Войно-Ясенецкий делал мне два подреза на руке, после чего дела пошли еще лучше. В конце концов он сказал матери: “Надо его заставить заняться культурным мордобитием”. Так и сказал: “культурным мордобитием”. И что вы думаете? Я получил мастера спорта по боксу! Вот так. Потом и в армии служил, на Байконуре».

Лариса Егоровна Фирсова: «Об архиепископе Луке мне рассказывала моя тетка, Серафима Яковлевна Акимушкина. В возрасте трех лет она сильно упала и повредила ногу. Начался остеомиелит. Болезнь прогрессировала, в школу она ходила на костылях. К 19 годам тетушке грозила ампутация. На ее счастье, с 1944 года у нас работал архиепископ Лука, который был назначен консультантом военных госпиталей. Слава о нем как о прекрасном хирурге быстро разнеслась по всему городу, и родственники решили обратиться к нему. Он согласился, принял ее на осмотр, а потом и собственноручно сделал операцию. Операция прошла очень успешно, нога пошла на поправку, и в конце концов тетушка полностью выздоровела. После операции архиепископ Лука регулярно приходил проведать ее в больнице, посмотреть, как заживает нога. Как-то раз, вспоминала тетушка, он сказал ей: “Я тебя лечил, а теперь я буду тебя учить”. С тех пор он начал приобщать ее к Церкви. Тетя Сима стала прихожанкой его храма, любила слушать его проповеди. Потом, после того как он уехал в Симферополь, она к нему туда ездила. Еще надо сказать, что тетка потом за свою веру пострадала. Тогда все это пресекалось, все следили друг за другом. Она была преподавателем английского языка, но устроиться на работу ей было очень трудно: ее отовсюду выгоняли как верующую. Так она и мыкалась с одной работы на другую».

Священник Феодор Котрелев