"Их" не спасти? Или абсолютно правдивая история об одном бездомном, у которого все наладилось

Человек в гробу

Вызов в автобус Милосердие поступил часов в 11 вечера. Звонила женщина с «приличным» голосом. В принципе, мы должны были еще объехать как минимум три вокзала. В автобусе было уже много бездомных, тесно. Только заднее сиденье, «лежачее», было пока свободно. Резерв «на крайняк». 

- Знаете, у нас тут бомж живет…в голубятне… уже давно вообще-то … К нему раньше женщина какая-то ходила, но что-то давно не появлялась – голос в трубке звучал неуверенно.
- Так, а вы ему кто? 
- Ну, он парализованный, а та женщина ему воду приносила из подвала нашего. А я в доме этом живу. Вот тоже стала приносить, но ведь сейчас -26. Приезжайте.
- Говорите адрес.
Так мы оказались в тихом ночном дворе, окруженном хрущевками, или так показалось, не помню. В центре двора стояла железная голубятня, похожая на огромный гроб, как бы перевернутый «на попа». Его железные бока зловеще поблескивали от морозного инея и тянулись куда-то в тьму зимнего космоса. Внутри «гроба» лежал человек.

Мозг, выключись!

Проникнуть в голубятню можно было только через маленькую дверцу, совсем, как в Алисе в стране чудес. Но вход оказался со стороны ног парализованного, а сам он лежал внутри, полностью вписанный в прямоугольную площадь пола.
Было тихо. «Эй!», - гулкнула я в темноту. Мороз уничтожил все запахи, но я как медсестра все и так видела, без света. Мозг-фонарь высветил: человек зимой месяц лежит не переворачиваясь на спине в железном коконе, ему приносят еду и он ест, он жив, а значит кишечник и мочевой пузырь его работают, а значит… Остатки еды девать некуда, а значит… Он парализован, ему изредка приносят воду и обмывают на морозе, а это значит… Мозг, выключись!

Леша отозвался. В груде тряпья нельзя было опознать человека. Я стала отбрасывать тряпки. Каждый открытый слой приближал меня к жуткой правде. «Раз, два, три, еще тряпка, еще, одеяло, еще, что-то вонючее и мокрое», - я ждала, и одновременно хотела, чтобы Бог ослепил меня в ту минуту, когда я открою оголенное тело.
Ему было около тридцати трех лет и он находился в последней стадии истощения. Ко всему прочему, Леша накрепко вмерз в лед.
- Леша, поехали в больницу.
- Нет, я уж тут… Я не могу…
- Послушай, ты все равно умрешь. Тут – мучительно и долго. Там - в тепле на больничной койке. Решай. – Знаете, правда, страшная вещь, но только она реальность. Мы с Лешей поняли друг друга.
- Поехали, - сказал он.

Кресту Твоему...

Я протиснулась внутрь, и нависла над Лешиными плечами, чтобы попытаться оторвать его пола, развернуть поперек и одновременно посадить, ногами в сторону выхода. Затрещал лед. Пришлось признать, что так просто эта операция «не прокатит».
«Ир, а как его в автобус грузить? Он же весь в…» Обычно мужики, работники автобуса, старались не ругаться матом, курили поодаль, перед каждым выездом трогательно молились, крестясь большими неповоротливыми руками в резиновых перчатках. Так получилось, что я исполняла у них обязанности бригадира, видимо из-за медицинского образования. 
Итак, мы разработали план: вытаскиваем ногами вперед на люк теплотрассы, дальше все должно быть быстро, моем водой из термосов (слава Богу не всем чай раздали), заворачиваем в черный мешок для мусора и укладываем на наше «лежачее» место. «Так, мужики! Короче, будет очень сложно. Он будет кричать от боли. Разрешаю материться», - я старалась говорить решительным голосом, но если честно, про себя представляла, что все это не на самом деле. 
Никогда не забуду их лица. Они принимали Лешу из этого ледяного чрева и пели «Кресту Твоему поклоняемся, Влады-ы-ы-ы-коа!».
Вскоре Леша, закутанный в почти космический скафандр мусорного мешка, лежал на заднем сидении нашего «Милосердия», как взятый в плен инопланетянин.

Железными щетками

Утром, на дезстанции, вызвали скорую. Взяли со скандалом, пришлось поехать с ними.
В больнице санитарки сказали, что «мыть и обрабатывать его от вшей будешь сама, раз все вы там такие сердобольные». И еще классическое: «А что же ты его домой не забрала?». Пока мыла, зашел доктор из приемника. «Моешь? – Что-то в его голосе мне не понравилось. – Этого бомжа надо отдраивать железными щетками! Чтобы до костей» Я еще почему-то подумала: «Какая странная у этого человека фантазия. Почему железными? Сжечь же проще». 
Леша съежился в ванне, как мог, всем своим не двигающимся, истощенным телом. Я сжала кулаки. Первый раз в жизни мне стало страшно за то, что я не справлюсь с собой, и от этого реально умрет человек. Не доктор, а Леша, которого этот живодер выкинет запросто на улицу. «Господи Иисусе, помилуй меня, грешную!», - я вспомнила, что говорят надо молиться. Доктора, как прорвало. Сквозь Имя Божие до моего сознания еле долетали названия всех казней, которые он придумывал для этого беспомощного человека, волею судьбы находящегося в его руках. Наконец, доктора «отпустило» и он вышел из ванной комнаты.

Ангел

Леша лежал в коридоре приемника на каталке. Я стояла возле и ждала сама не знаю чего. Какой-то другой доктор, которого мой больничный глаз определил, как «не из приемника», прошел по коридору мимо. Потом вернулся. Остановился у каталки. «Тебя как зовут? - спросил он Лешу. Леша ответил. - Надо же, какие у тебя хорошие глаза». Я подумала, что это не доктор, а ангел. Вдруг ангел как закричит кому-то в коридоре: «Вы что с ума сошли? Сколько он тут уже? Быстро в реанимацию!». Слова «в реанимацию» прозвучали залпом Катюши в моей голове. Я заплакала. Видимо от усталости. Лешу повезли куда-то внутрь больничной жизни.
Мне еще пришлось подождать, пока Леше поставят подключичный катетер, возьмут все анализы, прокапают нужный раствор и отправят в отделение. Доктор-ангел оказался заведующий хирургическим отделением Владимир Аркадьевич. В отделении Леше обработали огромный кровавый пролежень и я лично укрыла его теплым одеялом, подоткнув его получше у ног.
В такси я отрубилась.

***
Алексей умер в больнице ближе к весне. Мне об этом сообщила Света, социальный работник от Церкви в этой больнице. Оказалось, что его искала мама. Света устроила их телефонный разговор. Он плакал. К Леше часто приходил священник. Перед смертью Леша исповедовался, соборовался и причастился, как какой-нибудь древний святой.